ТАТЬЯНА РУСУБЕРГ

«Луна — неплохое место. Точно заслуживает короткого визита».

Нил Армстронг

 

0

 

Жизнь несправедлива. Это один из ее законов, вроде теоремы в математике: сумма углов треугольника всегда 180. И все равно, когда сталкиваешься с этим, удивляешься.

Все знают Нила Армстронга, первого человека на Луне. И его знаменитую фразу, придуманную заранее, которую он даже не смог выговорить правильно. «Один маленький шаг для человека...». Достаточно быть вторым, чтобы про тебя забыли. Правда, ну кто помнит теперь про Базза Олдрина? А ведь он тоже был там, тоже оставил свои следы в Лунной пыли – следы, которые не тронуло время, потому что на Луне нет эррозии. Базз мечтал о единственном спутнике Земли всю свою жизнь, а когда вернулся обратно, то только и думал о том, как бы попасть туда снова. Он писал книги о Луне, он смотрел на нее одинокими ночами, заливая тоску дешевым виски. Но запомнили не его.

Ты тоже забудешь меня, потому что я был всего лишь вторым. Ты даже не сможешь прочитать то, что я пишу сейчас. И все-таки я пишу для тебя. Не знаю, зачем я это делаю. Наверное, чтобы объяснить... Или чтобы понять самому. Мне всегда нужно было сначала написать, чтобы понять, будто слова на бумаге создают смысл, которого нет в звуках или мыслях, толкущихся у меня в голове. Поэтому я расскажу все честно, так, как оно было. Это не будет дневник, или что-то такое. У меня никогда не получалось писать дневник. Я просто расскажу свою историю так, как если бы рассказывал другу, которого у меня нет. Как мог бы рассказать тебе, если бы ты сама не участвовала во всех этих событиях. Как мог бы рассказать, если бы был уверен, что хочу, чтобы ты знала правду...

Я долго думал с чего начать. А потом понял – ничего, быть может, и не произошло бы без Луны и Базза, поэтому начну именно с них.

 

 

ЛУННЫЙ ЗАГОВОР

 

Я сидел на лоджии и писал проект про миссию «Аполлона 11». Почему я сидел на лоджии? Потому что в гостиной был накрыт стол, с кухни меня выперли – там царил пирог с подгоревшей корочкой, а больше места в квартирке тети Люси не нашлось.

Школьный компьютер барахлил, буквы «M» и «N»  на убитой клаве западали. Меня это реально забодало – ведь слово «Луна»[1] пприходилось писать в каждой второй строчке. Над двором клубилась грозовая туча. Воздух набух электричеством, и казалось, волоски на руках и шее от него становятся дыбом. На соседнем балконе голосил выставленный в коляске «погулять» младенец. Родители, по ходу, про него забыли, так как надрывалось дитё уже минут десять.

Помню, что я думал о том, почему первым стал именно Нил Армстронг – потому, что сидел ближе к выходу? Или НАСА специально выбрала скромного парня для миссии, чтоб не зазвездил? И как воспринял это Базз?

 Но тут  в дверь просунулась укладка тети Люси в облаке яблочно-сдобного духа:

- Так, все, Жень. Я почапала. Веди себя прилично, мать не подводи, - и, скосив очки в сторону гостиной, мамина подруга перешла на трагический шепот – точнее, приглушенные вопли, ведь ей приходилось соревноваться с глоткой соседского младенца. – Может, это у нее последний шанс. Последняя надежда на счастье. Так что не будь эгоистом. Ну, ты меня понял? – близорукие глаза подозрительно блеснули на меня из-под затуманенных духовкой стекол.

- Понял, - кивнул я, клятвенно прижав ладонь к груди. – Буду паинькой.

Тетя Люся сверкнула в улыбке золотым зубом и заорала во всю силу легких, коверкая датские слова:

- Эй! Памперсы ребенку смените уже! А то позвоню в Общество Защиты Детей!

Младенец испуганно заткнулся, и внезапную тишину заполнил далекий пока гром, и очень близкая ругань на турецком. На балконе соседей хлопнула дверь. Тетя Люся удалилась, высоко вскинув подбородок. Из-за разделяющей лоджии пластиковой перегородки высунулась всклокоченная черная голова. Под аккомпанимент возобновившихся «уа-уа» герр со звучной фамилией Аюдемир – так значилось на табличке на лестнице – принялся объяснять, что сделает со мной, если я еще раз разбужу его сына, и что еще хуже – его самого после ночной смены.

Я закрыл ноут – все равно забыл, что хотел написать, - показал турку средний палец и смылся. В комнате мама перед зеркалом наводила последний глянец на свою боевую раскраску.

- Что там за шум? – спросила она уголком рта, чтобы не дрогнули ресницы.

- Сосед взывает к Аллаху, - я хлопнулся на продавленный диван и зашарил под столом в поисках пульта от телека.

- А что так громко? – мама повернулась к зеркалу другим глазом и хищно прищурилась. Репетировала.

- Гроза, - пожал я плечами. – На линии помехи. Пульт где?

- Ой, я наверное его в ящик засунула, когда убиралась, - за глазом прошли инспекцию губы, нос получил еще одну порцию пудры. – Да не включай ты этот ящик, Жень. Лучше вон музыку поставь. Только нормальную, а не свою эту дыщ-дыщ-дыщ.

Я тягостно вздохнул и попытался еще раз:

- Мам, может, я все-таки пойду, а? Ну зачем я вам? Вы тут сами посидите, побеседуете культурно, а я к Мемету сгоняю, у нас проект...

- Знаю я ваши проекты! – она наконец оторвалась от зеркала и развернулась ко мне всем фасадом лучшего и единственного платья – черного с блестками. – Снова после них мне тебя из полиции вытаскивать?! – При виде моей кислой рожи мама смягчилась. Улыбнулась и кокетливо приняла позу супермодели из телевизора. – Ладно, лучше скажи, как я выгляжу?

- Сногсшибательно, - я ухватил печеньку из вазочки и отправил в рот. – Ты у меня самая красивая. А может, я тогда в библиотеку?

- Ты знаешь туда дорогу? – подрисованная бровь красиво взлетела под каштановые завитки. – Я же говорила, Себастиан хотел с тобой познакомиться. С кем же он знакомиться будет? С твоей фотографией? Ты лучше серьезно скажи, мне нормально? Со стола не таскай!

Моя рука замерла в миллиметре от конфеты в зеленом фантике – тетя Люся недавно привезла их из Москвы. Я критически прищурился на блестки:

- Ну-ка, повернись.

Мама сделала сосредоточенное лицо и осторожно сделала кружок на каблуках. Пока она была ко мне спиной, я успел-таки свистнуть конфету.

- Ну что? – от волнения мамины щеки разрумянились, и она показалась мне молодой-молодой, как на своих старых фотографиях, тех, где у нее лебединая шея под высокой прической и белые воротнички.

Я нахмурился в позе мыслителя, незаметно дожевывая шоколад.

- Что, плохо, да? – нижняя губа у мамы задрожала, руки неуверенно одернули подол. – Слишком коротко наверное?  Я так и знала, что вульгарно будет смотреться. Вечно мне надеть нечего...

- Ничего не коротко, - авторитетно заявил я. – Просто у тебя там что-то... – встал с дивана, чуть не расшибив коленку о тесно придвинутый столик, шагнул вперед и обнял нарядно-чужую и вкусно пахнущую духами женщину.

- Что, Жень? – она обеспокоенно вывернула голову. – Ярлычок вылез? Или снова нитка поползла?

- Поползла, - подтвердил я, вытаскивая из-за маминого шиворота мятый зеленый фантик. - «Белочка». С орешками. Так кто у нас со стола таскает?

- Ах-х, - мама задохнулась от такой наглости, но в уголках глаз тут же образовались лучики – предвестники улыбки. – Значит, ты так?! Ну, держись!

Выхватив у меня фантик, она погналась за мной вокруг стола. Вот так и вышло, что, когда раздался звонок в дверь, я корчился на полу у дивана с колющей живот бумажкой под футболкой, а мама нещадно щекотала меня за ушами. Мы замерли при звуке беспокойной трели, как громом пораженные. За окном действительно сердито перекатывалось и бормотало.

«Не открывай, - подумал я про себя, чувствуя, как исчезают с кожи знакомые пальцы, унося с собой запах духов и ванили. – Не нужен нам никакой Себастиан».

- Жень, скатерть поправь! Смотри, все чуть на пол не рухнуло, - мама вскочила на ноги, торопливо проверяя прическу одной рукой, а платье – другой. – А ваза? Ваза у нас есть? – запнулась она в дверях на пути в коридор.

- Зачем ваза? – хмуро пробурчал я, вдоворяя на место опрокинутую чашку.

- Ну, вдруг он с цветами, - понизила мама голос, энергично кивая в сторону снова деликатно тренькнувшего звонка.

- Даки не дарят цветов, - авторитетно заявил я, окидывая критическим взглядом разномастые блюдца-ложки, купленные тетей Люсей в ближайшем секонд-хенде. – Только на свадьбу. Или похороны.

Мама обиженно поджала губы и пошла открывать. Не зная, куда себя девать, я постоял немного посреди комнаты, прислушиваясь к приглушенным ахам в коридоре («О, Себастиан, что ты, не надо было...»). Потом решил не изображать памятник и заняться музыкой, как меня просили. Допотопный музыкальный центр – явно тоже из секонд-хенда – разразился чем-то сентиментально-французским.  Поморщившись, я скрутил звук на минимум, и тут в гостиной появилась мама – почти невидимая из-за огромного букета. Я внутренне присвистнул. Розы. Штук сорок. Блин, лучше бы он на эти деньги жратвы нормальной купил.

- Это мой сын, Женя, - раздалось из-за поблескивающих искуственной росой алых лепестков.

- Шень-Янь?

А вот и он, Себастиан. Адвокат и новый мамин хахаль. Насчет адвоката я до сих пор сомневался – мало ли кого можно встретить в офисе юриста. От очередного клиента до седьмого подавальщика бумаги к пятому ксероксу. Но от этого мужика так и исходили волны уверенности в себе, успешности и запаха новеньких денежных купюр.

- Джек, - поправил я. – Называйте меня Джек.

Мое русское имя даки при всем старании не могли выговорить, ни полную его форму, ни краткую. Про написание я вообще молчу. Так что я давно стал Джеком, добровольно и по собственному выбору. Только вот мама про это вечно забывала, отчего у учителей в школе создавалось впечатление, что она не помнит, как зовут родного сына.

- Джек! – просиял голливудской улыбкой адвокат. – Себастиан, - и протянул мне холеную, в меру загорелую руку.

Его глаза нашли мои, и... Блин! К этому я не был готов. В его взгляде читалось не плохо замаскированное вежливостью безразличие, а неподдельный пытливый интерес. Неужели мама действительно что-то значит для этого хлыща, одной рубашкой которого можно было бы оплатить наше проживание у тети Люси до конца года?

Ладонь у меня почему-то вспотела, и я попытался незаметно вытереть ее о штаны. Рукопожатие адвоката оказалось под стать всему имиджу – по-деловому крепким, сухим и в меру выдержанным. Серые глаза с прищуром не отпускали мои. Я почему-то смутился и с радостью бросился по зову мамы на поиски вазы. Хлопал шкафами на кухне и украдкой разглядывал гостя, стараясь подметить в нем хоть какой-то раздражающий недостаток. Пусть не думает, что он нас всех тут купил! Это для тети Люси главное, чтоб в карманах водилось бабло. А мне насрать. Я и сам бабла могу срубить, если что. И вообще – мы раньше без него прекрасно справлялись и дальше справимся! Нужен он тут, как рыбе – зонтик!

В боевом настроении я вышел из кухни и треснул на стол пластиковое ведро. Вода плеснулась, и несколько капель шлепнулось в адвокатский кофе.

- Жень, ты чего?! – мама перешла на русский, сделав страшные глаза.

- Ваза, - бросил я. – Другой у нас нету, -  и принялся срывать пластик с роз.

- Извини, Себастиан, - захлопотала мама, хватая чашку с котятами. – Я сейчас новый кофе налью.

- Ничего-ничего, - адвокат оскалил белоснежные зубы. – Все нормально. Я не люблю крепкий.

Мама растаяла, а этот тип принялся гнать дальше про традиции варки кофе в тех странах, где ему довелось побывать. Не знаю, что она там из всего этого трепа понимала, - мама у меня в датском не очень. Когда уборщицей ишачишь, то в основном только со шваброй и общаешься.  Но сидела с видом внимательной слушательницы  - кивала, хихикала, подкладывала гостю печеньки («Домашние, сама пекла») и подгоревший пирог (творение теть Люси). Адвокат отведал того и другого, похвалил и выдвинул на стол бутылку красного – в красивой упаковке с ленточками.

Лицо у мамы так и вытянулось, а я внутренне потер руки. Ага! Вот ты и прокололся, Сева. Козел Бо, к которому мы уехали из России, и с которым четрые года промучились, оказался алкоголиком. Потому мать с ним и развелась. Терпели мы, правда, долго. Мама боялась потерять вид на жительство. Но наконец и у нее нервы не выдержали.

Подруги посоветовали хорошего юриста, и вот в коридорах его-то конторы она и наткнулась на Себастиана и выпускать из зубов редкую добычу не собиралась. Хороший юрист объяснил: Бо нас не бил, а психологическое насилие доказать в суде будет крайне трудно. Поэтому лучший шанс у ма остаться в Дании – это снова выйти замуж. Желательно, за трезвенника. И вот теперь Себастиан приперся с вином!

На кухне тети Люси нашелся штопор, зато вот рюмок, кроме водочных, я не обнаружил, и вернулся в гостиную со стаканами. Ничего, переживет адвокат культурный шок. А не переживет – тем лучше. Значит, я больше его благородную морду не увижу. Кстати, о мордах. Напоминает он чем-то Нила Армстронга. Просто создан под шлем. Чтобы скрывал срезанный подбородок. Хотя я, в принципе, против Нила ничего не имею. Да и против Себастиана, пока, тоже. Вот он, вроде, вина себе плеснул, но только губы в стакан макает – сколько было там, столько и осталось. Зато трындит – как только язык не устанет. Мама, на это глядя, расслабилась, и быстренько высосала полбутылки. Щеки у нее расцвели ярче роз, в глазах блеск, ну просто школьница на первом свидании.

За окном совсем потемнело, там по ходу назрел серьезный дождь, и Себастиан предложил  зажечь свечи. Это даки очень любят, хлебом их не корми, дай свечу зажечь. Ну, я щелкнул «крикетом», и зря – адвокат про меня вспомнил. Тут началось:

- Нравится тебе в Дании? Как дела в школе? Трудно было учить датский? Ты любишь футбол? – и еще прорва всяких чумовых вопросов, которые взрослые задают, когда им хочется наладить отношения с ребенком.

Отвечал я односложно, давая понять, что хочу только одного – чтобы от меня отстали и дали спокойно пожрать пирога. Но мама явно задалась задачей произвести впечатление на потенциального жениха, в том числе за мой счет.

- О, Себастиан, - трещала она, - он так быстро выучил язык! И вообще, мальчик удивительно талантливый. Увлекается космосом, звездами. Ты бы видел, какие книги он читает! Мне в них ничего не понять, даже на русском. Мечтает стать космонавтом!

- Как интересно, - кивает с важным видом надутый тип. – В детстве я тоже очень любил наблюдать за звездами. Помню, отец подарил мне телескоп...

И понеслось. Да мне-то фиолетово, за чем ты там наблюдал, когда я еще не родился – за птичками или за спальней соседей. Главное, вы меня не трогайте. Но нет, как же! Маме все неймется:

- Вот он и сейчас доклад о космосе пишет. Один. В группе-то с ним одни оболтусы и хулиганы, учиться никто не хочет. Вот он и работает за всех.

- Правда? – и снова серые глаза щурятся на меня, будто обнаружили лазейку в законе по налогообложению. – А о чем именно ты пишешь?

- Об «Аполлоне 11», - бросаю я, чтобы Сева отвязался. Обычно достаточно бывает упомянуть что-то, о чем даки ничего не знают, чтобы они отвяли.

- А-а, первый человек на Луне, - понимающе кивает Себастиан. – Огромный скачок для человечества.

Этого я не ожидал. У меня даже рот открылся, и пирог чуть оттуда не выпал – вот смеху-то было бы! А этот гад сидит, губы в улыбочке растянул, и тут еще мама ему голову на плечо. В общем, я психанул.

- Между прочим, - говорю, - это еще неизвестно, кто куда скакал. Может, - говорю, - америкосов вообще на Луне и не было. Они, кстати, сами так заявили. А всем просто показали красивый фильм. И хомячки поверили.

Взял зажигалку и пошел на лоджию. Типа покурить. Ливень только меня и дожидался. Хлынул так, что под крышу залетало. Пришлось позакрывать окошки, только щелку для дыма оставить. Мама сигареты не одобряла, так что делал я это больше ей назло. Думал, прибежит, начнет разбираться, Сева и свалит от семейки со стаканами и дурными привычками. Но она осталась.

Музыку, видно, подкрутили, потому что она стала пробиваться через шум падающей на крыши воды. За запотевшим стеклом плавно двигались в такт блюзу две тени – длинные в свете свечей и редких молний. Я щелчком отправил окурок в мокроту. Когда это мама в последний раз танцевала? И если она танцует – значит, ей хорошо? С ним хорошо, с этим адвокатом? И чего мне теперь делать? Тут сидеть, пока он не уйдет, или пока меня молнией не треснет? Или зайти в тепло и чувствовать себя дебилом?

В пластиковую перегородку лоджии что-то стукнуло. Я вздрогнул и чуть не слетел с табуретки: в окно сунулась волосатая лапа соседа.

- Эй, огонька не найдется?

По ходу, дождь и турецкий темперамент остудил. Я молча вложил в смуглые пальцы зажигалку. Рядом шумно затянулись. Блин, глючит меня, или у соседа курево с чудо-травой? Поразмыслив, я робко высунул нос в щель:

- Не угостишь?

Перед моей физиономией возник подмоченный дождем «фак».

- Рано тебе еще, - закашляли за перегородкой.

Мля, кругом облом. И вот именно этот момент мама выбрала, чтобы шагнуть на балкон и радостно сообщить:

- Жень! Себастиан приглашает нас в Обсерваторию!

 

 

[1] Луна по-датски - Måne